— Мы все — охотники, — понял солдат и, снова вздохнув, прибавил: — По вызову — кто желает.
Трое одновременно придвинулись ближе к солдату.
«Убьют», — решил Самгин и, в два приема перешагнув через пять ступенек крыльца, вошел в кухню.
Там у стола сидел парень в клетчатом пиджаке и полосатых брюках; тугие щеки его обросли густой желтой шерстью, из больших светлосерых глаз текли слезы, смачивая шерсть, одной рукой он держался за стол, другой — за сиденье стула; левая нога его, голая и забинтованная полотенцем выше колена, лежала на деревянном стуле.
— Вот, барин, ногу испортили мне, — плачевно сказал он Самгину.
— Плачет и плачет! — удивленно, весело воскликнул Николай, строгая ножом длинную палку. — Баба даже не способна столько плакать!
— Я вас прошу, барин, заступитесь! — рыдающим голосом взывал парень. — Вы, адвокат…
— Он копчену рыбу носил нам, — вмешался Николай и торопливо начал говорить еще что-то, но Самгин не слушал его.
«Знает меня! Когда все кончится, а он уцелеет…»
Не требуя больше слов, догадка вызвала очень тягостное чувство.
Из комнаты Анфимьевны вышли студент Панфилов с бинтом в руках и горничная Настя с тазом воды; студент встал на колени, развязывая ногу парня, а тот, крепко зажмурив глаза, начал выть.
— У-у-х! Господин адвокат, будьте свидетелем…
Я в суд подам…
— Вот болван! — вскричал студент и засмеялся. — И чего орет? Кость не тронута. Перестань, дубина! Через неделю плясать будешь…
Но парень неутомимо выл, визжал, кухня наполнилась окриками студента, сердитыми возгласами Насти, непрерывной болтовней дворника. Самгин стоял, крепко прислонясь к стене, и смотрел на винтовку; она лежала на плите, а штык высунулся за плиту и потел в пару самовара под ним, — с конца штыка падали светлые капли.
— Дайте палку, — сказал студент Николаю, а парню скомандовал: — Вставай! Ну, держись за меня, бери палку! Стоишь? Ну, вот! А — орал! орал!
Парень стоял, искривив рот, и бормотал:
— Ах ты, господи…
Открылась дверь со двора, один за другим вошли Яков, солдат, водопроводчик; солдат осмотрел кухню и сказал:
— Винтовку отдайте мне, — вот она! Яков подошел к парню и, указав на солдата, спросил очень мягко:
— Он командовал отрядом вашим?
— Он, — сказал парень, щупая ногу.
— Один?
— Старшой был, тот — убежал.
— Вы, господа, никак не судьи мне, — серьезно сказал солдат. — Вы со мной ничего не можете исделать, как я сполнял приказ…
— Нуте-с, товарищ, — обратился Яков к водопроводчику.
Самгин ушел в столовую.
«Я должен сказать Якову, что этот идиот знает меня, потому что…»
Но основания для сообщения Якову он не находил.
«Как все это… глупо! — решил он, присаживаясь у окна. — Безнадежно, неисправимо глупо».
Лаврушка внес самовар, с разбегу грохнул его на стол и, растянув рот до ушей, уставился на Самгина, чего-то ожидая. Самгин исподлобья, через очки, наблюдал за ним. Не дождавшись ничего, Лаврушка тихо сказал:
— Обязательно застрелят солдата, ей-богу!
— Одного? — вполне равнодушно спросил Самгин.
— Я бы — обоих! Какого чорта? Их — много, а нас горсточка…
— Да, — неопределенно откликнулся Самгин. Лаврушка побежал к двери, но обернулся и с восторгом сообщил:
— Одна пуля отщепила доску, а доска ка-ак бабахнет Якова-товарища по ноге, он так и завертелся! А я башкой хватил по сундуку, когда Васю убило. Это я со страха. Косарев-то как стонал, когда ранило его, студент…
Он исчез. Самгин, заваривая чай и глядя, как льется из крана струя кипятка, чувствовал, что под кожей его струится холод.
«Мальчик — прав, борьба должна быть беспощадной…»
Из кухни доносился странно внятный голос Якова.
Самгин нерешительно встал, вышел в полутемную комнату пред кухней, достал из кармана пальто револьвер и выглянул в кухню, — там Яков говорил Насте:
— Так что мучается рабочий народ тоже и по своей глупости…
— Не хотите ли чаю? — предложил Самгин.
— Спасибо, некогда.
Тогда Самгин показал ему револьвер.
— А не научите меня, как надо чистить?
Яков взял браунинг, сунул его в карман пальто.
— Тут у нас есть мастер по этой части, он сделает. Самгин хотел притворить дверь, но Яков, подставив ногу, спросил его:
— Сказали мне — раненый знает вашу личность.
— Да, представьте…
Завязывая концы башлыка на груди, Яков сказал вдумчиво:
— Могут быть неприятности для вас…
— Возможно. Если, конечно, восстание будет неудачно, — сказал Самгин и подумал, что, кажется, он придал этим словам смысл и тон вопроса. Яков взглянул на него, усмехнулся и, двигаясь к двери на двор, четко выговорил:
— Не в этот раз, так — в другой… Возвратясь в столовую, Клим уныло подошел к окну, В красноватом небе летала стая галок. На улице — пусто. Пробежал студент с винтовкой в руке. Кошка вылезла из подворотни. Белая с черным. Самгин сел к столу, налил стакан чаю. Где-то внутри себя, очень глубоко, он ощущал как бы опухоль: не болезненная, но тяжелая, она росла. Вскрывать ее словами — не хотелось.
«Солдат этот, конечно, — глуп, но — верный слуга. Как повар. Анфимьевна. Таня Куликова. И — Любаша тоже. В сущности, общество держится именно такими. Бескорыстно отдают всю жизнь, все силы. Никакая организация невозможна без таких людей. Николай — другого типа… И тот, раненый, торговец копченой рыбой…»